ника, 59 - 24 марта 2012 15:56

Я не знаю женщины, которая не прочла или хотя бы раз не попыталась прочесть Маринину, Донцову,Устинову и т.д. Я знаю огромное количество тех, кто ничего другого не читает. Не важно, открыто или шифруясь.
Пресса пытается то так, то эдак толковать этот уже не литературный, а социально-психологический феномен. Толкования сводятся: а) к доказательству очевидного: наши беллетристки пишут хуже, чем русские классики; б) к благоглупости, что тонны макулатуры глотаются вместо транквилизаторов, помогая россиянкам пересилить страх, который уголовные будни страны превратили в хронический.
Кто б возражал, кабы так оно и было?
Но я, например, свою дозу детективов принимаю регулярно, что не избавляет меня от тахикардии, когда, возвращаясь домой, я жду, пока сомкнутся сомнамбулические дверцы лифта фирмы «Оттис», недобрым словом поминая и его создателей, и официальных дилеров. Какого черта! Пусть там, где некому, кроме маньяков и инфернальных пришельцев, караулить простых граждан в залитых светом подъездах с кадками и коврами, лифты делают вообще без дверей, чтобы в них без страха и упрека катались налогоплательщики, страдающие клаустрофобией.
У нас они должны захлопываться моментально, отсекая от криминальных видений пассажирок на ватных ногах!
А сколько россиянок каждый вечер с зажатым в кулачке остро заточенным карандашом и с колотящимся сердцем, словно вражеский тыл, пересекают родные дворы, и никакие дамские сказки о красавицах, побеждающих чудовищ, здесь не спасают. Куда действеннее были бы освещение в форме фонарей и закон в форме милиции. Да где их взять посреди российской ночи?

Я уверена, что у русской женщины повышенный интерес к криминалу был всегда, просто удовлетворялся он доступными на тот момент способами. Например, в СССР слабый пол оккупировал судебную систему. До сих пор более шестидесяти процентов наших судей — женщины. А лишать реального, невымышленного человека свободы или даже жизни — это вам не романчики кропать. К слову, на популярном ток-шоу известную детективщицу спросили, как она, нежная и удивительная, может заниматься таким противоестественным для женской природы делом: писать об убийствах и прочих кровавых ужасах? Страшные сны потом не снятся? Спрашивала дама из массовки. Писательница поинтересовалась ее профессией. Дама ответила, что она хирург-гинеколог, собиралась что-то добавить, но на середине фразы
Мужчину по судьбе ведет честолюбие. Женщину — воображение. У русской женщины по вине исторических обстоятельств оно наследственно криминогенное. Иоганн Корб, секретарь австрийского посольства при дворе Петра Алексеевича, в своем дневнике пишет: «У московитян жениться в четвертый раз считается грехом, и поэтому они наилучше обращаются с третьей женой. С первыми же двумя обращаются словно с невольницами. Надежды на новый брак порождают в них мысль о причинении смерти своей жене. Московитяне и поговорку такую выдумали: «у попа настоящая жена первая, а у мирянина третья». То же самое почти слово в слово повторяют в своих записках и воспоминаниях иноземцы, живавшие при дворах и Алексея Михайловича, и Михаила Федоровича. А уж про Ивана Васильевича и говорить нечего. Он был в этом смысле образцовым российским мужем: все семь его жен умерли насильственной смертью.
Получается, что первые две жены были обречены, были практически смертницами — во всех сословиях, на протяжении веков. Спастись можно было или похоронив себя заживо в монастыре, или опередив мужа в душегубстве. Заточению в монастырь молодой организм сопротивлялся. Значит, оставалось убийство. Да не простое, а идеальное. Потому что за «причинение смерти своей жене» наказывали, говоря современным языком, в административном порядке: заплатил необременительный штраф — и гуляй себе снова на воле. А если доказал, что убил не просто так, а оттого, что посуда немыта или суп пересолен, так еще и похвалят.
Самуэль Коллинс, англичанин, придворный врач Алексея Михайловича, недоумевал: «В России нет уголовного закона, который преследовал бы за убийство жены, если убийство совершается в наказание за проступок. Но убийство — наказание странное. Цель наказания никогда не состояла в прекращении жизни, а всегда в исправлении». За «причинение смерти своему мужу» без вариантов казнили мучительнейшей казнью — зарывали по шею в землю. Тот же Иоганн Корб упоминает о пяти казненных таким образом женщинах только в декабре 1699 года. Сколько в том же декабре заплачено штрафов самопальными вдовцами? Неведомо. В 1740 году зарывание в землю заменили более гуманной экзекуцией: отсечением головы.
Тысячи и тысячи русских жен, движимые инстинктом самосохранения, столетье за столетьем вынашивали и совершали свое идеальное убийство. У кого-то получалось, у кого-то нет, кому-то не хватило смелости, кому-то не хватило времени. Это не важно. Главное — массовость и длительность явления, которые не могли не отразиться на национальном характере.

Катерина Измайлова, наша леди Макбет Мценского уезда, не плод творческой фантазии Н.С. Лескова. Документальная фигура и далеко не эксклюзив. Как и Васса Железнова. Положим, обе героини из темного царства. Но вот их праправнучка — уже иной эпохи.
Помните замечательный советский фильм «Дело было в Пенькове»? Деревенская молодуха замышляет отравить агрономшу, в которую влюблен ее муж, красавец тракторист, о

• 
• 
•