ника, 59 - 8 марта 2012 00:54

ТИПА С ВОСЬМЫМ МАРТА

В конце 19 начале 20 века у молодежи России в моду вошел суицид.
Он не был унисекс: у него имелся отдельный фасон для барышень, отдельный фасон для юношей.


Телеграфисты, студенты, гимназисты занимались самообслуживанием. Они круглосуточно стрелялись, вешались, травились, оставляя в карманах шинелей и тужурок прощальные стихи:


Простите навечно

О счастье мечтанья,

Я гибну, как роза

От бури дыханья.


Поводами себя не затрудняли. Годилось все, от проваленного экзамена
по латыни до «ах, оставьте меня в покое», брошенного прекрасной дамой в минуту мигрени или ПМС. Вряд ли кто-то из этих мальчиков всерьез собирался умирать: юность прячется в смерть, как ребенок в шкаф, чтобы привлечь внимание, заставить волноваться и раскаиваться. Привлек,заставил, и можно вставать из гроба, чтобы жить дальше с интересным шрамом на виске. Пистолет «Браунинг», продающийся в любой охотничьей лавке без всяких ограничений с 1900 года, стоил пустяки. Его пуля, просверливая аккуратную дырочку, не уродовала лицо и позволяла покойнику надеяться, что предмет страсти при виде него не грохнется в обморок, а запечатлеет на лбу долгожданный поцелуй. Или все же грохнется в обморок, прочтя в «Неделе» или «Отечественных записках» сообщение о трагедии, с непременным упоминанием о ее «романтических обстоятельствах». Пресса той поры печатала ежедневные сводки самоубийств и целые очерки, с упоминанием виновных. Первыми в списке рассадников эпидемии шли господа литераторы. Что не было полной клеветой: уже написаны и «Митина любовь», и «Гранатовый браслет», и «Санин», и многое другое. При этом сами литераторы, воспевавшие романтику ранней гибели, встретиться с богом не спешили. Простреленное легкое автора «Песни о соколе» не в счет. Со смертью пококетничал не русский писатель Максим Горький, а казанский дворник Алеша Пешков. Не в счет и хорошенький труп Всеволода Князева. Молодой человек, запутавшийся в своей сексуальной ориентации, был больше драгунским офицером, чем поэтом: его стихов никто не знал и тогда. Зато всем известны стихи Ахматовой по этому поводу:


Высокие своды костела

Синей, чем небесная твердь.

Прости меня мальчик веселый,

Что я принесла тебе смерть.


Они помогли поэтессе создать образ роковой женщины, которой она
никогда не была: любовники бросали ее раньше, чем умирали.

Господа литераторы в свою очередь упрекали прессу, и тоже не без
основания: все чаще и чаще предсмертные записки, охотно публикуемые в тогдашних СМИ, покойники начинали с обращения «Дорогие читатели!».


Если молодые люди, с пулей в черепе из-за несчастной любви, считались благородными страдальцами, то девушки, покончившие с собой по той же причине, считались дурами и позором семьи. Им для ранней смерти требовались какие-то другие мотивы и способы. Найти их следовало непременно, потому что оставаться здесь было скучно, гадко и совершенно незачем. Что, к примеру, было позволено сделать в жизни генеральским дочерям? Им было позволено сделать приличную партию, чтобы потом наносить визиты и продавать лотерейные билеты на благотворительных базарах. Они такой судьбы себе не желали. Посоветовавшись с Некрасовым и Чернышевским, прочтя как нельзя кстати изданную товариществом Сытина книжку Н. Мировича о Шарлотте Кордэ, положенной под гильотину за расправу над тираном Маратом, юные бунтарки находили правильное решение:


«Странное поветрие на генеральских дочерей! Они поражены каким-то
нечистым очарованием террора. Еще не истлели кости генеральской дочери Самойлович, убитой при покушении на Чухонина, еще не разобрано дело другой генеральской дочери, госпожи Кельнер, готовившей бомбу для адмирала Дубасова, как гибнет третья генеральская дочь – Тамара Принц, пытавшаяся убить барона Каульбарс. В день покушения девушка, остановившаяся в номере гостиницы «Петербургская», в черной шляпе, черном шелковом платье покинула гостиницу. На Николаевском бульваре из ее ридикюля повалил дым. Тамара Принц отбросила его в сторону, выхватила
из-за корсажа браунинг и застрелилась. В ее номере полицейские
обнаружили деньги по гостиничному счету и чаевые для прислуги.

Кстати, барон Каульбарс, которого не удалось взорвать Тамаре Принц,
был другом ее отца, основателем первой русской летной школы, ученым, этнографом, создателем военно-воздушного флота России.

Такую же смертельную тоску от скудности жизненных перспектив
испытывали начитанные девушки из еврейских местечек, бесприданницы из обедневших дворянских семей и прочие российские шарлотты, с воображением и образованием, лишенные шансов использовать свои воображение и образование в мирных целях. Губернаторов и генералов на всех барышень, желавших быть казненными за уничтожение тирана, не хватало. И так уже дошло до анекдотов: «Секретарь газеты спрашивает редактора: – Принесли биографию нового генерал-губернатора. Ставим в номер? – Не надо. Сразу пустим в некролог».

Хорошо еще, что военные суды приговаривали к смертной казни не за
высокопоставленных персон, а в принципе за террор, чем с благодарностью и пользовались идейные прабабушки шахидок. Так, среди 1273 человек, погибших в результате терактов только за 1905 год, были и помещики, и рядовые чиновники, и священники, и купцы. Народ на вокзальных платформах (любимое место покушений) уже шарахался от молодых женщин в черном (любимая униформа), с руками, спрятанными в широкие муфты.

• 
• 
•